В одном из моих детств был диафильм по мотивам китайской сказки с не обещавшим ничего хорошего названием "Почему птица Улинцзы осталась без крыльев".
Что это за мотивы, можно было только догадываться. Во всяком случае ничего, кроме "кровь, кишки, распи#расило", я не ждал.
Хотя, предполагаю, оригинальный сюжет был намного глубже и завершался сентенций в стиле Кун Цзы "когда в государстве нарушен установленный Небом порядок, птицам улинцзы не хватает на крылья". Или же "когда в небе летают птицы улинцзы, драконам не остается места".
Возможно, тезис, какая их этих сентенций более верна, составлял предмет диспута конфуцианцев и ученых даосов периода поздней Сун. Что, безусловно, нашло свое отражение в грустных свитках на шелке того времени с изображением гор и вод. Птицы улинцзы, что характерно, на свитках отсутствовали, что означало, что вопрос так и оставался открытым.
Диафильм начинался тревожным двенадцатицветьем в коричневых тонах с иероглифом "СоюзДиафильм".
Дальше шел сам сюжет в панораме из сочных зеленых диких джунглей, с голубой дымкой дальних гор и дорогой, которая изгибалась между гигантскими стволами и вела в небо, упираясь на половине пути в трон птицы Феникс.
И вот эта дорога потрясла меня больше всего.
Дорога, ведущая вверх. Выше самых высоких деревьев, в голубизну чистого пустого - пустого ли? - неба, за облака, в Неведомое. Со стражем в виде Феникса, который восседает на троне между мирами.
Разумеется, ничего необычного. Сложный архетип и мальчишка семи или восьми лет, у которого он вызывает необъяснимую если не тоску, то неудовлетворенность - по чему-то, что было раньше совсем привычным, знакомым и родным, но чего нет сейчас и в помине.
Недовольство, что не дается в словах, касаясь тонким пером ускользающего понимания, что-то неуловимое, вьющееся вокруг тебя, истинное и иное. Укрытое флёром сна же или полустертой памяти.
Сейчас я успокаиваю себя тем, что улинцзы, выраженная словами, не является истинной улинцзы.
Может быть, самая правильная и безупречная история - та, что еще не рассказана, и которая зреет в нас готовностью, ожиданием и предвкушением. А любое прикосновение к ней словами нарушает истинную красоту и совершенство.
Очень может быть, что смысл заключается именно в этом - в тихом взращивании того, что нельзя облечь в форму букв, в готовности постигать, не постигая. В ожидании. В надежде. В смирении.
Двигаясь по дороге вверх, выше крон самых высоких деревьев, в прозрачную чистоту Неизведанного.
Что это за мотивы, можно было только догадываться. Во всяком случае ничего, кроме "кровь, кишки, распи#расило", я не ждал.
Хотя, предполагаю, оригинальный сюжет был намного глубже и завершался сентенций в стиле Кун Цзы "когда в государстве нарушен установленный Небом порядок, птицам улинцзы не хватает на крылья". Или же "когда в небе летают птицы улинцзы, драконам не остается места".
Возможно, тезис, какая их этих сентенций более верна, составлял предмет диспута конфуцианцев и ученых даосов периода поздней Сун. Что, безусловно, нашло свое отражение в грустных свитках на шелке того времени с изображением гор и вод. Птицы улинцзы, что характерно, на свитках отсутствовали, что означало, что вопрос так и оставался открытым.
Диафильм начинался тревожным двенадцатицветьем в коричневых тонах с иероглифом "СоюзДиафильм".
Дальше шел сам сюжет в панораме из сочных зеленых диких джунглей, с голубой дымкой дальних гор и дорогой, которая изгибалась между гигантскими стволами и вела в небо, упираясь на половине пути в трон птицы Феникс.
И вот эта дорога потрясла меня больше всего.
Дорога, ведущая вверх. Выше самых высоких деревьев, в голубизну чистого пустого - пустого ли? - неба, за облака, в Неведомое. Со стражем в виде Феникса, который восседает на троне между мирами.
Разумеется, ничего необычного. Сложный архетип и мальчишка семи или восьми лет, у которого он вызывает необъяснимую если не тоску, то неудовлетворенность - по чему-то, что было раньше совсем привычным, знакомым и родным, но чего нет сейчас и в помине.
Недовольство, что не дается в словах, касаясь тонким пером ускользающего понимания, что-то неуловимое, вьющееся вокруг тебя, истинное и иное. Укрытое флёром сна же или полустертой памяти.
Сейчас я успокаиваю себя тем, что улинцзы, выраженная словами, не является истинной улинцзы.
Может быть, самая правильная и безупречная история - та, что еще не рассказана, и которая зреет в нас готовностью, ожиданием и предвкушением. А любое прикосновение к ней словами нарушает истинную красоту и совершенство.
Очень может быть, что смысл заключается именно в этом - в тихом взращивании того, что нельзя облечь в форму букв, в готовности постигать, не постигая. В ожидании. В надежде. В смирении.
Двигаясь по дороге вверх, выше крон самых высоких деревьев, в прозрачную чистоту Неизведанного.